Интервью с Г.Г. Собанским - старейшим биологом Республики Алтай

Интервью с к. б. н. Генрихом Генриховичем Собанским  корреспондента журнала Е. Целыховой

"Охота и охотничье хозяйство", №10, 2016

Все течет, все меняется, –  сказал Гераклит из Эфеса  в первом веке до нашей эры. Не дожил бы этот афоризм до наших дней, если бы не отражалась в нем сама сущность времени. Перед ней бессилен не только человек со всеми своими изобретениями, но и сама великая природа нашей планеты. Животный мир большинства регионов России за последнее столетие претерпел значительные изменения. Искусственное расселение промысловых животных (ондатры, американской норки, бобра и енотовидной собаки), варварская браконьерская добыча «мясных» видов в период 90-х годов, значительное изменение ландшафтов и климата вследствие строительства гигантских водохранилищ оказали огромное воздействие на биоценозы. Точные причины некоторых колебаний численности охотничьих животных, несмотря на значительное доминирование антропогенного фактора, довольно сложно установить.  Об изменениях, произошедших в масштабе отдельно взятого региона –  Горного Алтая, я побеседовала с крупнейшим специалистом по животному миру этого уголка нашей страны биологом  Генрихом Генриховичем Собанским.

Уважаемый Генрих Генрихович! Как за последние десятилетия изменился животный мир Горного Алтая?

На мой взгляд, изменения достаточно существенные. Происходили они на моих глазах – я живу на Алтае на берегу Телецкого озера 54-й год и имею возможность наблюдать за состоянием популяций здешних промысловых зверей.

Для начала расскажу о дзерене. Эта степная антилопа, некогда многочисленная на юге Алтая, к концу прошлого века полностью исчезла.  Последний раз   трех дзеренов видели в 1989-м году, в отрогах пограничного с Монголией хребта Сайлюгем. А в той же Монголии, всего в нескольких сотнях километров к югу  от Сайлюгема, в середине прошлого века водились сотни тысяч этих антилоп. В 1949 году  аэрофотосъемочная эскадрилья, в которой мне довелось служить, занималась аэрофотосъемками в тех местах, и я своими глазами не раз видел большие – от одной до двух тысяч особей в каждом, стада этих животных. Когда такое стадо поднималась при появлении нашей машины и обращалось в бегство, казалось, что вся степь поднимается... Монголы охотились на них.

Тысячи этих антилоп мигрировали в зимнее время из Монголии на Алтай. Держались здесь и оседлые группировки. Местные жители постоянно охотились на них, используя мотоциклы, машины. Во время войны масштабы добычи резко увеличились – дзеренов заготавливали для питания пограничников. Численность их быстро сокращалась.

К концу прошлого века они исчезли и в западной части Монголии, хотя на востоке  страны поголовье все еще составляло около двух миллионов особой. Много, более миллиона дзеренов, обитало в прошлом веке и в Синьцзян-уйгурском автономном районе Китая. Но там этих антилоп считали вредителями сельского хозяйства, и специальные бригады военных на мотоциклах с колясками  расстреливали их из пулеметов. Об этом я прочитал в журнале «Китай». Вот так, можно сказать «общими усилиями», да еще с помощью «джутов», истребили этих быстроногих, красивых антилоп.

Есть ли возможность восстановления популяции дзерена?

Да. Эти стадные животные легко переносят одомашнивание. В Монголии на стоянках среди пасущихся овец не раз приходилось видеть почти ручных дзеренов. Местные жители подбирали их детенышами в степях. Восстановление проще всего начать с разведения в неволе;  выпускать следует первоначально в охраняемые угодья. Ныне есть и организация, которая вполне могла бы заняться этим делом – Сайлюгемский национальный парк.

Но вот пример другого порядка. Также на моих глазах происходило заселение Горного Алтая кабанами.  Появляться здесь довольно регулярно, они стали в конце 60-х годов прошлого века. В 70-е годы приток усилился, животные стали здесь размножаться. Первое время они шли с востока – из Тувы, позже стали заходить также из Казахстана. Со второй половины 90-х годов кабан на Алтае – обычный, хотя все еще  немногочисленный вид.

В научной литературе мне попадалась информация о якобы существовавших находках костей кабана в археологических раскопках на территории Республики Алтай. Так ли это?

Надежных палеонтологических данных об этом нет. Единственная находка  черепа кабана Г.Иоганзеном, ученым из Томска, на берегу в Камгинском заливе Телецкого озера, вызывает сомнения. Там издавна, хотя и не постоянно,  жили люди, и это мог быть череп домашней свиньи. Известный специалист Э.В. Алексеева, принимавшая участие в раскопках на Алтае, о находках костей кабана в своих работах не упоминает. По материалам В.Г. Гептнера  (1961), на юге Западной Сибири северная граница  ареала кабана с давних пор вплоть до 50-х годов прошлого века огибала всю территорию Горного Алтая с юга.  Достоверно известно лишь о нескольких единичных заходах этих зверей в почти бесснежную, безлесную, глубоко промерзающую зимой Чуйскую степь с юга, из Монголии. Заходившие туда особи не имели шансов на выживание, как из-за суровых природных условий, так и из-за браконьерства. Степь плотно заселена животноводами, у всех оружие, собаки.

Успешными оказались заходы кабанов на Северо-Восточный Алтай, в том числе на территорию Алтайского заповедника. Несмотря на довольно высокий здесь снеговой покров они успешно выживают в тайге. В хвойном лесу, особенно с участием кедра, есть толстый слой непромерзающей зимой лесной подстилки. Там кабаны находят беспозвоночных, мелких млекопитающих, после урожайных лет – кедровый орех.  Летом широко разбредаются по угодьям, вплоть до альпийского высокогорья, накапливают хорошие запасы жира, и благополучно переносят даже многоснежные зимы. Мои опасения, что эти «коротконожки» не выживут здесь из-за больших снегов, когда погибают от истощения маралы, косули, за прошедшие годы не нашли подтверждения.

А как сейчас обстоит дело с популяцией лося?

Лося в Горном Алтае до конца 40-х годов почти не было. Лишь в нескольких удаленных,  труднодоступных  уголках в бассейне р. Чулышман  сохранялось две-три сотни этих животных. Не было их до середины 40-х годов прошлого века и севернее – в Алтайском крае и Кемеровской области. 

В те годы два известных наших ученых – В.Г. Гептнер и А.А. Насимович даже предлагали завезти их на Алтай. Хорошо было известно о редкостном изобилии лосей в регионе в недавнем прошлом – в XVIII – XIX веках.  Ученые  считали необходимым восстановление былых запасов.

Но к концу 60-х годов лоси самостоятельно и довольно плотно заселили лесные угодья Алтайского края, Кемеровской области и активно начали расселяться в южном направлении, то есть в Горный Алтай. Буквально «через реки, горы и долины», то есть в условиях чрезвычайно пересеченного горного рельефа, в том числе безлесного высокогорья – гольцов, они в течение немногих лет проникли в горы, освоили угодья, причем нередко выходили даже в Чуйскую степь.

 Лоси самостоятельно заселили вроде бы мало пригодную для них, казалось бы равнинных животных, горную, каменистую местность. По Чуйской степи – плоской безлесной равнине 120 на 50 км, лоси прошли дальше, не задерживаясь; шли поодиночке и группами. На правобережье Катуни, разделяющей республику на две части, заселили все подходящие угодья. Левобережье, где больше обжитых человеком мест, заселяли позднее. Пик численности пришелся на начало восьмидесятых годов. Единственный фактор, сдержавший дальнейшее распространение популяции этих животных – широкое браконьерство. В итоге вскоре и повсеместно лось стал встречаться редко.  Это второй вид, который на моих глазах пришел в горы Алтая, и которого мы сами «ушли». Снова говорить о завозе нет смысла. Жизнь показывает, что если лосей хоть немного поберечь, их популяции  быстро восстановятся.

То есть успешно прижившаяся популяция попросту не выдержала антропогенной нагрузки? А что происходило с популяциями в «регионах-донорах» (Алтайском крае и севернее его)?

В 1972 году я участвовал в авиаучете лося в Алтайском крае. До этого учета запасы его там определяли наземными методами и насчитывали 3-4 тысячи особей. Годовая квота на отстрел не превышала 200-300 голов. За время наших полетов мы насчитали, в основном визуально, более 17 тысяч. Причем это было в феврале-марте, до появления лосят, то есть в том же году, с появлением молодняка, численность должна была приближаться к 30  тысячам. После нашего учета лицензии стали выдавать тысячами... Конечно же, прежде всего сотрудникам Охотуправления. Бригады, ГАЗ-66, снегоходы, карабины... Магазины в Барнауле и других городах были забиты дешевой лосятиной. А потом развал Советского Союза, 90-е годы, беспредел... Естественно, численность лося резко упала. В настоящее время в крае, насколько мне известно, налажена и осуществляется достаточно надежная охрана животного мира, а запасы лося вот уже несколько лет составляют около 6,0 тысяч особей. В Горном Алтае лось есть, по данным регионального Комитета – всего несколько сотен. Охота запрещена.

А популяция косули здесь сохранялась местная, или был какой-то приток извне? Ведь это, фактически, основной источник мяса для жителей. 

Основную массу косуль зимой в горах Алтая составляют «мигранты». Есть и оседлые, но их гораздо меньше. «Переходные» прежде  во множестве шли в малоснежные угодья на правобережье Катуни из Казахстана, Алтайского края. В XIX веке общая численность этих животных зимой в регионе доходила до полумиллиона; только добывали около 200 тысяч. Например  – «Крестьяне Черного Ануя добывают по 80 косуль на ружье», (1982 г.). Много десятилетий они действительно были основным источником мяса для местных жителей. Всегда, вплоть до последнего времени, косуля была едва ли не основным объектом охоты для местных жителей, причем преимущественно браконьерской. Широко использовались петли, охота из-под фар и т.п. К тому же в середине XX века косули не раз страдали от ящура – заражались от домашнего скота, а еще гибли, поедая химикаты, удобрения на полях. Случались уже не раз и на моей памяти,  многоснежные зимы, при которых снова гибли многие сотни косуль.

Но эти животные быстро размножаются, в норме поголовье может ежегодно удваиваться. По моим данным среднее число косулят в помете самки – 2,5. В годы войны 1941 –1945 годов, когда охотников почти не было, сильно поредевшие запасы их едва ли не полностью восстановились. Старики рассказывали, что мигрировали они тогда сотенными, подчас до 500 голов (!), стадами. На вопрос моей анкеты «Во сколько раз возросли запасы косули за годы войны?» один старый охотник даже написал: – В 1000 раз! 

За день охоты с винтовкой один охотник мог настрелять 25 – 30 косуль!  Масштабы охоты после войны снова резко возросли – народ голодал, опять браконьерство, петли и т.п. В последние десятилетия численность косуль колеблется в пределах от 10 – 12, до 20 – 25 тысяч. Многое зависит от того, сколько их придет сюда на зиму из соседних регионов. Местной, оседлой косули в 5 – 10 раз меньше.   

Эта миграция шла севернее Катунского заповедника?

Да, совершенно верно. Косули шли из Казахстана через западный выступ Усть-Коксинского района. То есть основной поток двигался в нескольких десятках километров от северной границы заповедника. Были и другие направления миграций, в том числе с севера, из Края. Идут они и днем, по одним и тем же, хорошо известным охотникам местам. По годам число их может сильно меняться в зависимости от состояния их запасов в соседних регионах. Зависит интенсивность переходов и от погоды. Если в начале зимы идут хорошие снегопады, звери мигрируют дружно, уходят от снегов.  Нет снегопадов, установилась солнечная погода – косули на какое-то время  останавливаются, иногда даже отходят обратно. Большую опасную помеху для мигрирующих косуль представляют высокие изгороди многочисленных на Алтае мараловодческих хозяйств. 

Опыт прошлого свидетельствует, что сибирская косуля – исключительно перспективный для региона вид; разумеется, при бережном к нему отношении. Хотя многое тут будет зависеть и от регионов – «доноров».

Как на территории Республики Алтай чувствуют себя завезенные сюда бобры? Ведь для бобра здесь условия не лучшие…

В 50-е и 60-е годы прошлого века бобров активно завозили только на территорию Алтайского края, но некоторые партии были выпущены неподалеку от границ Республики Алтай. Угодья Горного Алтая, начиная с конца 60-х годов, они заселили вполне самостоятельно. Конечно, большие  площади здешних угодий неудобны для этих зверей. Но есть и неплохие места. Много подходящих угодий на северо-востоке региона. Тут есть речка Иша и другие тихие реки и ручьи с медленным течением, берега заросли ивняком, осиной. Именно в этих местах когда-то существовала аборигенная популяция бобров. Но еще к середине XIX века охотники их полностью истребили.

Сейчас бобров в регионе довольно много. Охотники, за редким исключением, ими не интересуются, так как на шкуры нет спроса. Животные успешно размножаются, численность растет. Северо-Восточный Алтай они плотно заселили уже к концу прошлого века. Теперь, вынужденно, поселяются и вблизи горных, быстрых рек, причем  обычно на их тихих небольших притоках, старицах. На самих этих речках, с их бурными паводками, возможными не только весной, но и после летне-осенних обильных ливней, им не выжить. Ведь бушующая вода за считанные часы может подняться на несколько метров. Представьте, что в это время будет происходить с бобровыми норами или хатками, особенно если там есть малыши?  Кое-где возникают связанные с бобрами проблемы. Иногда сделанные ими пруды подтапливают дороги или сельхозугодья, тогда люди разрушают их плотины или отстреливают зверьков. Где-то валят слишком много леса, при этом используют не весь корм – кору, ветви, что тоже нежелательно. В какой-то мере численность бобров регулируется почти исчерпанными возможностями дальнейшего расселения и кормовой базой.

Как и везде: колония, которую не опромышляют – обречена. Они просто съедают все запасы корма и больше не могут жить в этом месте. 

Совершенно верно. На моих глазах, например, процветающая колония, построившая для создания обширного пруда в тайге 15 небольших плотин  и большую хатку, через 8 лет, почти исчерпав кормовые ресурсы, покинула это местообитание. Интересно наблюдать за их расселением – бобры подчас селились в таких местах, которые вообще-то для жизни этого вида непригодны: камни, скалы. Нору не вырыть, для хатки нет места – пруд мал. Конечно, вскоре уходили из таких мест, но до того успевали свалить и обгрызть кору и ветви 2 – 3 деревьев. Нередко перегораживали маленькие ручейки, при этом образовывался небольшой водоем, метра 3 – 4 в поперечнике, полметра глубиной. Корма на зиму в таком не запасешь.  Поэтому им приходилось вылезать на поверхность глубокого снега, бродить по нему, валить мелкие осинки, ивы.

Какая судьба ждала на Алтае енотовидную собаку?

Ее здесь выпускали в тридцатые годы прошлого века, она успешно размножалась, расселялась. Разрешили охоту, шкуры пошли в заготовки. Было ощущение, что вид акклиматизировался. Но повторились несколько суровых зим, года 2 или 3 подряд не было урожаев кедрового ореха, и к 1950 году енотовидных собак на Алтае не осталось. Более половины века считалось, что этого зверя здесь нет. Однако летом 2007 года в долине  реки Кыги,  это один из притоков Телецкого озера, я увидел на песке у воды следы незнакомого зверя средних размеров. Предположил, что это могла быть  енотовидная собака. Дома посмотрел справочники, Интернет – оказалось, действительно, только она могла оставить такие следы.

Вполне могла выжить где-то в горах, зверь зимоспящий…

Да, дальнейшие наблюдения показали, что высоко в горах, на стыке Восточного Алтая и Западного Саяна, смогли выжить несколько этих зверей. Люди там бывают редко, охотники-промысловики зимой вообще не заходят. В суровое зимнее время они спали, а в теплое время года и там пищи хватает. После моей публикации о находке  следов енотовидной собаки в местной газете, поступило еще несколько сообщений от людей, видевших незнакомого зверя, позже охотники и добывали его. Вспомнил и я, что еще в сентябре 1975 года в гольцах по Абаканскому хребту я видел издали незнакомого зверька, которого принял за лисицу – крестовку. Правда, морда у неё была какая-то странная, но поскольку считалось, что «енотов» здесь нет, пришлось посчитать зверя лисицей. Позже понял, что это был другой зверь. Вот так енотовидная собака в течение десятилетий выживала высоко в горах, а в последние годы, вероятно в связи с потеплением климата, стала расселяться. Пока численность её здесь низкая, встречается  на северо-востоке Горного Алтая.

Белка? Когда и куда она исчезла? За три моих алтайских охоты, честно скажу, не видела ни одной…

Белка, действительно, в последние годы практически исчезла. Таёжные угодья Горного Алтая почти всегда были богаты этим зверьком. В некоторые годы в регионе закупали до 500 – 600 тысяч беличьих шкурок за сезон. Но в 2008 году произошла, можно сказать, катастрофа для многих зверей  – второй год подряд не уродился кедровый орех. Такое бывало и раньше, но в том году неурожай ореха сопровождался еще и какими-то другими неблагоприятными природными факторами. Бедствовали не только медведи, которые забирались в поселки на свалки и в сады; голодали и лезли к людям  истощенные бурундуки и белки. Зверьков давили собаки, кошки; множество их погибло от истощения. Зимой 2008 – 2009 белок в тайге не было. Во все последующие годы популяции их медленно восстанавливались. Пока белок в угодьях все еще очень мало, но численность постепенно растет.

Не могу не спросить о символе Алтая – марале? Какова динамика развития дикой популяции, что происходит с мараловодческим хозяйством? В статье «Производство пантов или сафари?» Вы говорили о перспективе развития фермерских охотничьих хозяйств для данного региона. 

С соавтором – Николаем Алексеевичем Фроловым, при подготовке статьи мы планировали рекомендовать здешним мараловодам уделить внимание разведению и других промысловых животных. То есть заниматься еще и дичеразведением, как это делают сейчас в европейских странах. Там функционируют десятки тысяч таких фермерских хозяйств. Наши  мараловодческие хозяйства имеют разрешения на содержание пантовых оленей, то есть диких зверей, имеют большие площади закрепленных угодий, которые, на мой взгляд, используются недостаточно продуктивно.  Почему бы на этой же территории  не разводить еще несколько видов? Косулю, зайцев, может быть даже кабанов или каких-то других быстро размножающихся зверей? Выяснилось – нельзя! Формально маралы и пятнистые олени числятся у наших чиновников домашними животными, к ним одно отношение. Ко всем прочим диким животным – совсем другое. Получение участка угодий, чтобы заниматься этим видом фермерства – дичеразведением, обставлено в России такими бюрократическими рогатками, что пробиться через  них «простому» человеку практически невозможно.  

 В итоге наши рекомендации свелись в основном к советам приглашать туристов: на пантовые ванны, для наблюдения за оленями, фотографирования и т.п. Чем наиболее продвинутые мараловоды уже и так занимаются. Перспективы для занятий дичеразведением, делом очень полезным, здесь, к сожалению, пока не просматриваются.

Как Вы лично относитесь к мараловодству в регионе? Это чисто сырьевой бизнес?

Для меня маральники и мараловодство ценны прежде всего как шанс сохранить диких зверей.  Да, приоритеты – это производство пантов,  мяса, экотуризм, а «побочный» продукт  – возможность пополнения в любое время популяций диких маралов.  История знает много примеров, когда в природе зверя полностью истребили, но благодаря зоопаркам и паркам его сохранили и возвратили в природу, как например, произошло с китайским оленем Давида.  И еще – изгороди вокруг этих парков  доставляли и доставляют массу неприятностей мигрирующим косулям, повышают их гибель.

Местные охотники говорят, что сейчас с дикими маралами все благополучно, они есть. Но год от года усиливается так называемая «спортивная» охота. Все больше вертолетов летают над горами и тайгой. Кого возят, куда и зачем? Доходят слухи, что летают охотники, некоторые палят по всему живому, что видят. Такая охота процветала  в «буйные» девяностые годы. Туристы и местные жители потом сообщали о трупах маралов с вырубленными пантами. Но за сохранность маралов в Горном Алтае можно пока не опасаться. Сейчас в маральниках Республики Алтай  около 60 тысяч маралов, и если с природной популяцией что-то случится, ее всегда можно будет пополнить. Ведь это тот же дикий марал.

Хуже с кабаргой. В 70-е, 80-е годы прошлого века это был самый многочисленный из копытных в  регионе вид – их было почти 30 тысяч. С развалом СССР появилась возможность сбывать «струю» в Китай, и за короткое время кабаргу почти истребили. В основном – петлями. Вот уже не одно десятилетие скупщики открыто разъезжают по поселкам, скупают у охотников струю. Поэтому перспективы сохранения вида не самые радужные. Только в закрытых специализированных хозяйствах зверя ныне можно сохранить. Недавно в Горно-Алтайске состоялось совещание по поводу следующей Красной книги; обсуждался вопрос: включать или не включать в неё кабаргу? Решения пока не приняли. Но если и включим, что изменится? Как ловили, так и будут ловить, борьба с браконьерством почти не ведется. Так что для вида ничего не изменится. Пока есть спрос, будет и предложение…

 И еще. На моих глазах почти полностью исчезла из угодий рысь. Мы приехали сюда в 62-году, и тогда она  была обычным зверем. Сейчас ее нет. Точно так же почти полностью исчезла выдра, следы пребывания которой можно было увидеть тогда на любой таежной речке. В этих случаях виноват промысел. Вы, наверное, видели высокие алтайские шапки? Их набирают из лисьих передних лапок, которые в нижней части охвачены меховым пояском бурого цвета. Так вот, этот поясок в «настоящей» шапке обязательно должен быть из шкурки выдры. За одну шкурку выдры можно было выручить хорошие деньги, хотя этот зверь уже 20 лет находится в Красной Книге.

На моих же глазах стремительно сокращаются численность и ареал здесь в горах, дикого лесного северного оленя. Очевидно, что если отношение к охране этого вида в Алтайском и Хакасском заповедниках радикально не изменится, всего через несколько лет на Алтае и в примыкающих горах Западного Саяна этого уникального зверя не останется.      

Подводя итог нашей беседы нужно сказать, что за годы моей жизни здесь фауна крупных зверей Горного Алтая существенно трансформировалась. Появились 3 новых вида – кабан, речной бобр, енотовидная собака (из них 2 последних обитали здесь и раньше). Потеряли или теряем 5 видов: полностью  исчезла степная антилопа – дзерен, на грани исчезновения  северный олень, кабарга, речная выдра, рысь.  На территории региона ныне много ООПТ разных категорий, но они либо плохо, либо вообще никак не охраняются, там ведется охота. То есть состояние фауны крупных млекопитающих в горах Алтая оптимизма сегодня не вызывает…

Большое Вам спасибо за подробный рассказ! Будем надеяться, что чудо произойдет и текущий экономический кризис не окажет столь пагубного воздействия на животный мир Горного Алтая и у наших потомков будет возможность наблюдать животный мир этого региона как результат естественных природных изменений.